МАНДЕЛЬШТАМ
Поэма
1.
Прохлада московского мая,
Сгущённого серою мглой,
Заката полоска кривая
Сменяется звёздной иглой.
Вещички уже приготовив
К приходу незванных гостей,
Привычно, как в гибельный омут,
Ныряет столица в постель.
А месяц в сирени вселенной
Похож на кривой ятаган,
И тени Тезея с Еленой
Скользят по эгейским волнам.
Путями, ведущими к Риму,
К Голгофе, к Синайским холмам
Под утро пройдут пилигримы
По серым, как пыль, облакам.
Того ж, кто уйдёт по дороге,
Где шествовал некогда Дант, –
Наметит в лубянском чертоге
Чекисткий угрюмый педант.
О, вёрст каменистых наука!..
Пока же будь счастлив, пиит,
Что есть ещё хлеба краюха
И чайник на кухне кипит.
Пусть строки толпятся без страха,
Да славится труд этот твой
И письменный стол сей, что с плахой
Увенчан одной высотой.
2.
Что проку в Шуберте в Воронеже постылом
Душе и телу, тонущим в нужде,
Когда к зиме сместился вместе с тылом
Осенний фронт с обозами дождей.
Тоска и слякоть, хриплый хор вороний
И лужи вполверсты – не обойдёшь,
Но пламенно к труду и обороне
Готовится стальная молодёжь.
Ей, как знамена РККА, закаты алы,
Уверенная, радостью горя,
Она вздымает маршами кварталы
В честь годовщины новой Октября.
Она упорно вписывает главы
В историю великих перемен,
А мысль, что эти годы – волкодавы
Чужда ей как Шенье или Верлен.
И тёмен смысл отдельных фраз безумца,
Его глухого бормотанья пыл
О чепухе каких-то там презумпций,
Дверном звонке, что с мясом вырван был.
3.
Гекзаметры и ямбы –
Свидетели потерь,
Воронежские ямы
Примеривает тень.
То вóроны над ними,
То дождик моросит…
Навеки твоё имя
Одной из них носить.
4.
Оставь чернила ручке и перу,
Без слов давно известно Мельпомене,
Что горек мёд и на чужом пиру,
И на чужом, как вздорный сон, похмелье.
Печаль (всегда) – минувшему оброк
В пространствах, где значенье утеряли
Сплетения взахлёб рождённых строк
Тебе ли от друзей, им – от тебя ли.
Какая муть бывает на душе –
Тому свидетель лермонтовский Демон
И – листьев опадающих клише,
Чтобы печатать тягу лезвий к венам.
5.
Барак, собак конвойных лай тревожный,
Ненастной доли тёмная узда,
И отдаёт тоской и тусклой ложью
На гимнастёрке вохровца звезда.
Взгляд ледяной и щёк обрюзгших студень,
Что обжигает ветер по утрам…
Ну, вот – тебе, чуждавшийся литстудий,
Знаток пирожных и античных драм.
Вбирай сполна, кричи душой усталой
Или шепчи, смелее, не робей,
Как дымным пепелищем Троя стала,
Припомни полный список кораблей!
Их тени проплывут однажды выше
Кремлёвских башен и кавказских гор.
О, сильным будь, пока в тираж не вышел
Язык родной и с веком разговор.
Москва и Петроград – ах, нет, не надо
О них теперь, там счёт всему иной,
Лишь облака белее рафинада
Над сахар позабывшею землёй.
6.
Ах, этот век – сбежать бы без оглядки,
Нет, не туда, конечно, милый друг,
Где в Угличе играют дети в бабки,
А царский воздух, словно хлыст, упруг.
Сбежать бы в край, где зеленью увита
Стена любого дома и дымок
Не спутаешь с кухонным общепита
И терпкой ваксой вкрадчивых сапог.
Ты в новый мир, как гвоздь, по шляпку вогнан,
Чтоб никогда по-птичьи не взлететь,
Но юношеский твой небрежный локон
Ещё повторят бронза или медь.
И по Москве, прозрачной и незримой,
Пронизанный весенним духом, сон
Промчит тебя, как некогда с Мариной
Промчал под колокольный перезвон.
7.
Декабря вторая половина.
Снег и мандаринов кожура.
Неспеша вдруг всё заполонила
Праздников грядущих мишура.
Веет некой новою заботой
Суеты парижской терпкий жар,
Плавятся вечерней позолотой
Окна на последних этажах.
Птичий гомон возле Сакре-Кёра,
Облаков намокших паруса
И солистов уличного хора –
Продавцов каштанов голоса.
Звёзды! Ах, зачем сейчас вас столько,
Где одной хватило б – надо ль сто?
И, поди ж ты, у Владивостока,
Как когда-то, встретить Рождество!
Тихий бред в бараке пересыльном,
На губах озябшие слова.
Вот и всё. Склоняйся перед сыном
Жизнь его сгубившая страна.
8.
Паёк, что им несъеден был,
Кто поделил на части?
Искал охраннник сведений,
Чтоб доложить начальству.
А там, где в тучи хмурые
Сползало солнце алое,
Без сна и перекуров
Трудились трибуналы,
И зэку, что был рядышком,
Впаяли меру высшую –
Под самым сердцем пятнышко
Расплылось спелой вишнею.
ВИТАЛИЙ АМУРСКИЙ – поэт, литератор, журналист.
Лауреат премии журнала «Футурум арт» (Москва) в номинации «Поэзия» за 2005 год, лауреат премии журнала «Дети Ра» (Москва) за 2006 год за составление номера, посвящённого теме «Айги и Франция» (№ 11, 2006), лауреат премии журнала «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне) за стихи и статьи, опубликованные в 2007—2009 году. Лауреат состоявшегося в Берлине Третьего Международного литературного конкурса «Лучшая книга 2011—2012»: 1-е место в номинации «Поэзия» за сборник стихов «Осень скифа», диплом и кубок «За верность традициям русской культуры и высокое мастерство собственных произведений». Лауреат (в номинации «Поэзия») Первого международного литературного конкурса «Есть город, который я вижу во сне…» (Одесса, 2012).
Родился в 1944 г. в Москве, Россия. Закончил филфак Московского областного педагогического института, учился в аспирантуре парижской Сорбонны. В печати выступает с середины 60-х годов. Был членом Союза журналистов СССР. Накануне вынужденной эмиграции в 1973 году, во Францию, гражданство которой впоследствии получил, работал в отделе литературы и искусства «Учительской газеты» (Москва).
На Западе печатался в эмигрантских, запрещённых в СССР, газетах «Русская мысль» (Париж), «Новое русское слово» (Нью-Йорк), в журналах «Вестник РХД», «Континент» (Париж)… С 1984-по 2010-й г.г. работал в русской редакции Международного французского радио (RFI), где вёл в прямом эфире сводки новостей, репортажи, а также еженедельную авторскую программу «Литературный перекрёсток». Член Союза французских журналистов (CCIJP).
Живет во Франции.
ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ "КРиК" 