* * *

Д. Шенкарю

Летом лежит на городе жёлтая пелена,
Дождь вымывает глину с осени до весны.
Благословен освятивший Израиль и времена,
Пыльную вязь кипариса и ржавые иглы сосны.

Царь, населивший горы, заранее посчитал,
Сколько детей призовёт он для памяти и хвалы.
Смерть ежедневно проносится по площадям –
Дикий всадник пустыни, закутанный до головы.

Здесь стоят наши силы, рассыпаны наши полки,
Спят беспокойным сном пророки в своих гробах,
И пустые слова молитвы, толстые мотыльки
Отнимают воздух стихов, копошась на моих губах.

 

* * *

Растворился во времени сумрачный край,
Пешеходы в одеждах своих муравьиных,
Посредине земли недостроенный рай –
Решето арматуры на ржавых руинах.

Да, простился, простился я с этой страной
И с её сквозняками простился, простился,
Чтобы в жаркую летнюю ночь надо мной
Южный месяц, как жёлтая скобка, светился.

Чтобы в ноздри шибали гвоздика и лайм,
Попугаи истошно кричали на ветках,
И тяжёлые листья магнолий и пальм
Лопотали на странных своих диалектах.

Я сменил оболочку. Душой не кривя,
Научился ходить и дышать по-другому,
И никто не признает во мне муравья,
В лабиринте подземном ползущего к дому.

Где-то будет соломенный дождь моросить,
Распахнётся дырявый тулуп снегопада…
Есть о чём пожалеть и чего попросить –
Абрикосов, инжира, маслин, винограда…

 

* * *

В жестоком, обжигающем краю,
Где дымный полог скрадывает дали,
Мы, будто в нескончаемом раю,
К живой воде губами припадали.

Струна воды и колесо огня
Затихли в утомлённом вертограде,
И в сумерках безжалостного дня
Деревья растворяются в прохладе.

Когда же станет пусто и темно,
Мы сядем на кривом пороге рая
И будем пить последнее вино,
Последний хлеб делить, благословляя.

Пускай простит улыбку и слезу
И сложит из теней подобье знака
Создавший виноградную лозу
И хлебный колос выведший из мрака.

 

* * *

Пойди и изучи, что хотел Лаван Арамеянин
сделать отцу нашему Иакову…
Пасхальная Агада

Я разобрать вовеки не сумею
Сквозь призрачную тьму,
Что сделал мне Лаван из Арамеи,
Что сделал я ему.

Вот он стоит у сгнившего порога,
Легка его вина,
Но в книге у злопамятного Бога
Записана она.

Кто на земле открыл нам двери ада,
Кто вырыл котлован, –
И тем дана забвения прохлада,
А ты терпи, Лаван.

В истории, в сомнительном «когда-то»
Жильё себе слепи.
Забыты имена, могилы, даты,
А ты терпи, терпи…

Ползут стада холодного тумана,
О камень бьёт волна.
Века белы, как седина Лавана,
А ночь времён черна.

 

* * *

Как первый еврей Авраам,
Приведший стада из Харрана,
И мы поклонились горам,
Хлебнули огня и тумана,
По древним и новым правам
Владели серпом Ханаана.

Нам случай божественный дан,
Пылающий рог изобилья,
Мы шли по тяжёлым следам,
По знакам из каменной пыли,
И в шумном цвету Иордан
Открылся с вершины Вефиля.

В дорогу пустились давно,
И наша отчизна далече,
И в памяти стало темно,
Забытое давит на плечи,
Слились в золотое пятно
Людские гурты и овечьи.

Устали и в поле легли
На дне бесконечного лета,
Во тьме обожжённой земли,
В жилище небесного света.
Мы сделали всё, что могли,
И в землю зарыты за это.

Вставай же, приятель, пора!
И в смерти не будет покоя.
Забавная это игра –
Родиться во время такое:
Ни вечности нет, ни добра,
Лишь глина всегда под рукою.

Ещё пришлецы-города
Лежат в неразобранных грудах,
Пылят по равнине стада,
Плывут пастухи на верблюдах,
И чудо пустыни – вода –
Колышется в ярких сосудах.

 

ВАДИМ ГРОЙСМАН – поэт, автор нескольких поэтических сборников, финалист Гумилёвского конкурса «Заблудившийся трамвай» (2014 и 2015), победитель конкурса имени Бродского «Критерии свободы» (2014) и Открытого чемпионата Балтии по русской поэзии (2015)..
Окончил Московский Горный институт, Иерусалимский университет по специальностям «Русская литература» и «Библиотечное дело». Работал библиотекарем, охранником, почтальоном.
Стихи публиковались в журналах «Дружба Народов», «День и Ночь», «Дети Ра», «Белый Ворон», «Новый журнал», «Студия», «Эмигрантская лира».

Живет в Израиле