* * *
Прости мне пафос и молчанье,
Моя обетованная,
И глухоту существованья,
И жертвоприключения.
Прохлопала свои утраты,
Так простодушно проглядела,
Теперь, как дочери Цлофхада,
Прошу удела.
Пока читаю по слогам:
Яасе шалом, шалом алейну,
Опору дай моим ногам,
Сердцу – смиренье.
* * *
Не ищи во мне порока, пророка,
Ни протеевых обличий несметных,
Я такая же как ты – недотрога
В ожидании знамений ответных.
Прямоте вопросов жадных и жгучих,
Как желанию из ручья напиться,
Усмехнется Он, носящийся в тучах
Над водами, и не станет сердиться,
Отделяя тьму от света
………………………………..в передней
Вечности, бегущей справа налево,
Возвращая нас от буквы последней
Вновь к началу терпеливо, без гнева.
ПРАЗДНИК
Утро, носятся белки, их бег на месте
не суета, не игра – это дело чести,
жизни и смерти, выживания грядущей зимой,
то же происходит со мной.
То же включает молитву и NPR в машине;
душ в два часа утра не даёт пружине
поднимать меня в пять, сны не снятся, даже кошмары
и судьба, наконец, устаёт наносить удары.
Осень – время праздников, раскаяния, прощенья,
возвращения, славословий и угощенья,
мёда и яблок, кнута и пряника, семьи и Бога,
жизнь прекрасна сейчас, в шалаше, погоди немного.
ПРИТЧА
Листья падают с клёна зелёными, скоро зима,
всё, что было живым, зажимает земля в кулаке,
но цветут ещё розы, подсолнухи сходят с ума,
время крутит спираль, застревая на тёплом витке,
одичавшие груша и яблоня кормят с ветвей,
это притча хасидская, кем-то потерянный рай,
обретённый и узнанный, осень в зените – ой-вей,
торопись, моё счастье, на скрипочке мне подыграй.
ПРОГУЛКА В ДОЖДЬ. ИЕРУСАЛИМ
Дождь сговорился с ветром, и от шершавых стен,
Куполов, смотровых площадок, ворот и башен
Отмывается время, к ним приникшее с тем
Только, чтоб не казался страшен
Лик его в пустоте
В дождь города похожи, оставаясь собой.
И никогда не виденное узнаётся сразу.
Тысячелетия, смытые прописью дождевой,
Отправляются ночевать на базу.
Вереницей, гурьбой.
И, принимая века за свое жилье,
За бегущий узор на сувенирном блюдце,
Мы убеждаем себя вполголоса: так же льёт,
Как тогда, значит, можно еще вернуться
В этот город и тот…
* * *
Нет, не может человек жить в раю,
обжигает свет его и слепит,
и плода попробовать не дают
с древа Добра и Зла.
Общепит
предлагают; как назло, и сон нейдёт,
и невинность тяжелее иных грехов.
Никаких не надо ему щедрот,
беспокойство зудит и не до стихов.
Вот вчера ещё мирно именовал
всё живое, дружбу принимал и совет,
а сегодня – горечь, разрыв, обвал,
ни помощника, ни друга нет.
Да, жена, муж, конечно, кость и плоть,
но и – змий, сомнение, ночь, обман.
Так ли нас задумывал ты, Господь?
Рай был пересыльный пункт? В этом план?
Как же воля, свобода, подобие, образ, дух?
Оступиться и, падая, вдруг взлететь,
то ли ангел, то ли птица, то ли тополиный пух.
И того и этого на горсть, на сухую треть.
* * *
И привычек не знать, и любимых вещиц не иметь,
Только в небо смотреть, и колючей траве умиляться.
Чем сильнее грохочет усталая пыльная медь,
Тем труднее на шаре покатом держаться.
Притяжение улиц, их центростремительный бег,
И кустов и деревьев колючие цепкие пальцы
Не удержат. И время смахнёт нас с натруженных век –
Тоже мне гулливеры. Пигмеи. Скитальцы.
И наивной мать-мачехи вечный, досрочный огонь –
Нашей выцветшей крови усталые жёлтые капли –
Беспокойным пунктиром очертит границы погонь
И, не зная границ, забредёт в Апеннины и Альпы.
Но пока в нашей памяти будут засовы греметь,
И скрипеть тормоза, и вагоны на стыках качаться,
Нам, наверное, лучше любимых вещиц не иметь –
Только в небо смотреть и колючей траве умиляться.
МАРИНА ЭСКИНА – поэтесса, переводчик.
Автор нескольких поэтических сборников, включая книжку стихов для детей на английском языке «Explanation of a Firefly». Публиковалась в литжурналах «Звезда», «Новый Журнал», «Слово\Word», «Крещатик», «Интерпоэзия» и др.
Окончила с красным дипломом физический факультет ЛГУ. Работала по специальности.
В 1989 году эмигрировала. Работала в библиотеке юридического факультета Гарвардского университета.
Живет в США
ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ "КРиК" 