ВСЕ АВТОРЫ ПРОЕКТА «70» →

 

Я – ТВОЙ ЕВРЕЙ

Когда замёрзну окончательно,
прильну к тебе: ну, отогрей,
забудь шагов моих зайчатину.
я – твой еврей.
а это значит, мне обещано
грешить и трусить за людей.
приду к тебе: о, моя женщина,
я – твой еврей.
в тебе загублено достаточно
навязанных судьбой страстей.
освободись от правды карточной,
я – твой еврей.
я осознал: в тебе заложена
надежда вековых корней.
страшусь в себе мессии ложного.
я – твой еврей.

ЕСЛИ

Если откашливаться изо всех сил
можно выкашлять душу.
тело выйдет на сушу,
отряхнётся, как вымокшая собака,
и побежит обследовать необитаемый остров.
тело будет пересекать необитаемый остров,
который станет ещё более необитаемым,
потому, что выкашлянная душа
останется высыхать в прибрежном песке,
как жёлтая медуза.
скажем: как жёлтая мезуза,
прибитая к берегу.
поскорее, поскорее скинь монашеские вериги,
скрученные из узловатых коричневых водорослей.
поскорее, поскорее превратись
в афродиту, лилит, еву, айседору, шехерезаду,
мою незабвенную маму.
поскорее, поскорее выжми себя из себя, излей, отворись
прямо на медузу
моей души,
прикоснись лучиком крови, урины, слизи к священной мезузе –
знаку моего бессмертия.
видишь – она шевелится?
слышишь – она лает?
чувствуешь – она лижет?
жалеешь – она скулит?
радуешься – она переползает
в тело бездушной собаки?
рваной гиены?
высохшей тоски по дому?
оседлай меня,
стань европой,
мы – дома
мы – ашкенази.

МАГИЧЕСКАЯ ЛУНА

Я спросил сегодня у менялы…
Сергей Есенин

На углу центральной улицы
и какой-то боковой,
в итальянском городишке
под магической луной
три хасида в чёрных шляпах,
в чёрных туфлях, сюртуках
к небу руки воздевали
и молились на глазах
у прохожих и проезжих.
а прекрасная луна
сочным телом серебрилась,
словно женщина она,
и плыла, как афродита,
в пенном облаке-волне,
шаловлива, нагловата
и вполне по вкусу мне.
был один хасид ведущим:
он из Книги что-то пел,
постигая мыслью сущей
красоту небесных тел.
постигая серебристой
сладкой женщины-луны
бег лукавый и петлистый,
словно переплетены
строки Книги иудейской
с лёгкой строчкой облаков.
видно чтец ночной молитвы
был из рода мудрецов.
и спросил я осторожно:
что нас ждет, скажи-ка мне,
в новой, дальней и тревожной,
в той заморской стороне?
и ответил мне оракул
в чёрной шляпе, в сюртуке:
если вырвался из мрака,
верь спасающей руке!
следуй Книги указаньям,
верь магической луне,
верь в единство мирозданья,
верь возлюбленной жене,
верь в приход Того, кто прожил
жизнь далёкую без нас,
в чудо верь, еврей, и всё же
стереги свой звёздный час.

ВИЛЛА БОРГЕЗЕ

Случались собаки на Вилле Боргезе,
Случались в том смысле, что обитали.
Случались, собачью трубя бордельезу,
Случались, хвостами трубя. О, детали!

Конкретная музыка тел шелестящих,
Балетная – пляска собачьего тела,
Конкретная – плачь по России, болящей,
Балетная – плач. Унеслась, улетела.

Собакою с римскими псами на Вилле,
Скользучею рыбой из Тибра – по травам.
Забыть, как доили, давили, травили?
Забыть окаянную ласку Державы?

На Вилле Боргезе в ночи италийской,
На самой роскошной окраине Рима
Бездомной собакою выть по российским,
Навеки потерянным, неповторимым.

В траве, перепутанной с волосами,
Очнуться прижатым хвостами к ограде,
Очнуться под римскими небесами,
Твердя полоумно: ах, Наденька-Надя,

Ах, Вера–Верунчик, ах, Любушка-Люба,
Валюша, Марина, Катюша и Зина.
Здесь тянут ко мне пуританские губы
Трезвейшие новоанглийские зимы.

Когда умирать мне придется, чуть живы,
Прошепчут мои полумертвые губы:
Мы стали чужими, Россия, чужими,
А были своими сыны Иегуды.

Как это забавно валяться в обнимку
С последней бутылкой, с последним приветом
На Вилле Боргезе, как старому снимку,
На свалке истории вместе с конвертом.

На Вилле Боргезе якшаться с трубящей
Компанией псов, абсолютно античных.
О, Боже! Ну что же Тебе до болящей
Души и до мраморных анемичных

Созданий, наставленных между стволами,
Как в Летнем Саду, где когда-то ночами
Гуляли по стёжкам-дорожкам, стояли
Ночами под бледными небесами.

Какие архангелы в трубы трубили!
Какие опричники-псы нас губили!
Какие иуды в любви нас топили,
А мы всё равно эту землю любили,

Она отвергала нас, отторгала,
Она изводила, греховно зачатых,
А нам не хватало, нам всё было мало,
Пока нас не сжили со света, проклятых,

Пока не добрёл я до варварской Виллы,
Где псы и античные девы толпою
По стёжкам–дорожкам гуляют, как, милый,
Помнишь, гуляли дома с тобою…

ДАВИД ШРАЕР-ПЕТРОВ – поэт, прозаик и переводчикю
Автор более 25 книг, включая стихи, романы, рассказы и мемуары. Публиковался в литжурналах «Арион», «Новый Берег», «Слово\Word», «Крещатик» и др.
Давид Шраер–Петров появился на ленинградской литературной сцене во время хрущевской оттепели, а в 1964 переехал в Москву. В СССР опубликовал книгу стихов и две книги эссе о поэзии. В связи с попыткой эмиграции был исключен из Союза писателей СССР и провел в отказе почти 9 лет. В 1987 году с семьей эмигрировал в США.
Среди книг Шраера-Петрова: «Вилла Боргезе» (1992), «Невские стихи» (2011), «Карп для фаршированной рыбы» (2005), «Эти странные русские евреи» (2004), «Водка с пирожными» (2007), «Генрих Сапгир: Классик авангарда» (2004, совм. с Максимом Д. Шраером), «Деревенский оркестр» (2016). Роман Шраера-Петрова «Герберт и Нэлли», изданный в 1985 году в Израиле, три раза переиздавался в России. Книга избранных рассказов Шраера-Петрова «Кругосветное счастье» недавно вышла в Москве.
В США по-английски вышли три книги его рассказов, «Jonah and Sarah», «Autumn in Yalta» и «Dinner with Stalin».
Давид Шраер-Петров живет в Бостоне со своей супругой, переводчицей Эмилией Шраер.
Участник проектов издательства: антология «НАШКРЫМ» (2014) и «Русские сезоны в музее Рериха» (Нью-Йорк 2016-2017).

Живет в США